Интервью №3

Интервью у Максима Фрая брала ответственный секретарь журнала "Пушкин" Татьяна Восковская...

вернуться на "Интервью"

Автор: Татьяна Восковская
Дата: пятница 13
© Мартынчик С., Степин И., 1998

Татьяна Восковская: Вы знаете, сегодня, наверное, не очень удачный день для интервью: пятница, тринадцатое...

Макс Фрай: Кошмар какой! Все равно придется рискнуть. Ну что, поехали?

Т.В.: А вы что, действительно настоящий?

М.Ф.: Ага. Я такой настоящий, что меня даже можно потрогать. Только щипать не надо, ладно? А то я взвою.

Т.В.: Договорились, щипать не буду. Можно, я начну с вопроса, который меня мучает уже целый месяц - с тех пор, как я закончила читать ваших "Волонтеров Вечности"?

М.Ф.: Не "можно", а нужно - если уж действительно мучает.

Т.В.: Там есть эпизод, когда Макс просыпается... ну, скажем так: снова в этом мире...

М.Ф.: Дома.

Т.В.: Да, дома. И он вспоминает, что все его друзья в Ехо были похожи на разных известных людей из нашего мира - актеров, музыкантов. Джуффин - на пожилого Рютгера Хауэра, Лонли-Локли - на Чарли Уотса, Меламори - на Диану Ригг... Это ведь актриса, которая играла в первой части сериала "Мстители", я ничего не перепутала?

М.Ф.: Нет, не перепутали.

Т.В.: Почему так? Почему они все на кого-то похожи? Вы просто нашли способ быстро и недвусмысленно описать внешность персонажа, не вдаваясь в монотонные подробности: "глаза такие-то, волосы такие-то, нос такой-то"? Или вас так очаровали лица каких-то актеров, что вы не смогли не поддаться соблазну придумать для них еще одну - возможно, идеальную - роль?

М.Ф.: Да нет, при чем тут какие-то соблазны! Просто они действительно похожи, и я ничего не могу с этим поделать... Кстати, если уж на то пошло, что касается Джуффина - воспользуюсь случаем, чтобы виновато признать, что не похож он ни на какого Рютгера Хауэра. Понимаете, какое дело: пока Хауэр был молодой, худой, с безумными глазами - период "Бегущего по лезвию бритвы", "Попутчика" - мне казалось, что в старости он станет чем-то вроде сэра Джуффина Халли. Но он постарел как-то совсем иначе, не так, как я рассчитывал. Он потолстел, куда-то подевалась жесткость... Так что, ошибочка вышла! Если Джуффин и похож на нечто нам с вами с детства знакомое - так это на джинна из "Волшебной лампы Аладдина". Может быть, вы помните, был такой старый советский фильм-сказка, кажется шестьдесят седьмого года выпечки... Кстати, очень хороший фильм, очень легкий, почти невесомый - даже удивительно, что он был сделан в совке. Мне потребовалось здорово повзрослеть, чтобы до меня доперло НАСКОЛЬКО это было хорошее кино! Так вот, этот самый джинн - вылитый Джуффин. Его играл малоизвестный, но совершенно очаровательный актер Сары Карыев - удивительного лица человек!

Т.В.: Джинн, Джуффин - даже звучит похоже. Уж не потому ли вы так его назвали?

М.Ф.: Да нет, ерунда какая! Я никого никак не называл. Просто Джуффина именно так и зовут - Джуффин. И я тут совершенно не при чем.

Т.В.: Вы это сказали так, словно вы пишите не художественную литературу, а мемуары.

М.Ф.: Тепло. Очень тепло.

Т.В.: Если уж на то пошло - вы хотите сказать, что в ваших книгах описаны реальные события?

М.Ф.: Почему бы и нет...

Т.В.: Хорошо, предположим. И какова степень достоверности ваших историй? Грубо говоря, каково процентное соотношение правды и вымысла?

М.Ф.: Да нет там никакого вымысла. Я вообще не умею выдумывать. Вот настоящие писатели - это такие специальные дяденьки и тетеньки, которые садятся за письменный стол, скребут в затылке и выдумывают какую-нибудь сногсшибательную историю. Или, увы, не сногсшибательную... А мои книги - это вариации на тему совершенно реальных событий, просто они должным образом отконвертированы. Преобразованы из формата одной реальности в формат другой реальности - как при работе на компьютере порой приходится конвертировать текст, созданный, скажем, в "Word", чтобы прочитать его в "Write". Все очень просто!

Т.В.: Честно говоря, меня ваше "простое объяснение", окончательно сбило с толку. Сами-то вы еще не запутались в этих ваших "форматах"... или реальностях?

М.Ф.: Да нет, как я могу в них запутаться? Пока действуешь в режиме какой-то определенной программы, все остальные вещи просто пассивно хранятся в памяти - без соответствующего преобразования их и прочитать-то невозможно. Все в точности так же, как и в случае с компьютером.

Т.В.: Боюсь, что ваши объяснения годятся только для тех, кто освоил хотя бы основы компьютерной грамоты...

М.Ф.: А это значит - для очень и очень многих. Более или менее грамотных пользователей сейчас развелось - что собак нерезаных...

Т.В.: Вас это, часом, не огорчает?

М.Ф.: Как это может огорчать? Это делает меня совершенно счастливым! У меня с детства была голубая мечта: жить в цивилизованном обществе. И вот я, кажется, уже в нем живу, и для этого вовсе не обязательно в очередной раз срываться с места и куда-то уезжать - слава тебе господи, сбылось, наконец-то!

Т.В.: Большинство людей начинают испытывать сожаления, когда их мечты сбываются. Ваша мечта - жить в цивилизованном обществе - сбылась... если, конечно, вы не шутите. Как насчет сожалений?

М.Ф.: Задали бы вы мне этот вопрос лет пять - шесть назад! Я бы вам сутками мог бубнить про свои многочисленные сожаления, связанные со сбывшимися мечтами, с несбывшимися мечтами, и просто про сожаления как таковые, я бы оглашал вам полный список своих сожалений, без перерыва на сон и еду... А сейчас у меня наступил такой счастливый период в жизни - я наконец-то перестал сожалеть о чем бы то ни было. То есть, я всегда теоретически понимал, что сожалеть о чем-либо по меньшей мере непрактично. То, что происходит с нами - это некая данность, она либо есть, либо нет, и все тут. Но вот применять это полезное теоретическое знание на практике я научился совсем недавно. Так и живу с тех пор - без сожалений. Самому не верится...

Т.В.: Судя по вашим книгам - у вас там происходит масса леденящих кровь событий: мертвецы, воскресающие каждую ночь, люди, превращающиеся в пищу, маньяки-убийцы из других миров, и все в таком духе - вас наверное очень трудно напугать? И удивить, заодно.

М.Ф.: Удивить, пожалуй, не очень легко. А напугать... Меня очень легко напугать - проще простого!

Т.В.: И как же вас можно напугать?

М.Ф.: Например, дайте мне прочитать любую сказку с так называемым "хорошим концом". Чудеса заканчиваются, герой получает красавицу, свадьба, пир - и все. У них начинается нормальная человеческая жизнь, тоскливая прелюдия к смерти. Все, больше никаких чудес, до самого конца. И почему-то считается, что это "happy end"... Ужас! Есть и другие страшные вещи, сколько угодно. Мне леденит душу фраза: "умереть в городе, в котором родился". По мне, это - самое жуткое, что может случиться с человеком. Понимаете, я ведь имею в виду не только - и не столько! - физические перемещения по поверхности глобуса. "Умереть в городе, в котором родился" - для меня это, скорее, метафора безысходности. Родился человек, прожил с горем пополам лет шестьдесят-семдесят, умер, и ничего не изменилось - ни в мире, ни в нем самом...

Т.В.: Вы имеете в виду - никаких чудес?

М.Ф.: Ага. И ведь живут же как-то люди, терпят почему-то скудное свое существование... Привычка - так, что ли? Кстати, о страхах - вот, чем еще меня можно напугать: привычками. Когда я замечаю, что у меня завелась очередная привычка, я прихожу в ужас, и начинаю принимать меры. Даже если это такая приятная привычка - ложиться часа в четыре утра и спать до полудня, я даже с этой, милейшей из своих привычек, пытаюсь бороться. Иногда это приводит к довольно громоздким действиям: например, чтобы изменить режим дня, мне приходится подыскивать себе какую-нибудь очередную работу, на которую нужно нестись каждое утро, стараясь не напялить спросонок нижнее белье поверх костюма. Я ныряю в это очертя голову, даже если у меня такой счастливый период жизни, когда деньги действительно берутся из тумбочки - просто потому, что по доброй воле я в восемь утра ни за что не вскочу, а вот ежели на службу... Впрочем, работа тоже не должна переходить в привычку, так что приходится следить и за этим.

Т.В.: А как же любимые вами чудеса - на службе-то?

М.Ф.: Одно другому не мешает, знаете ли. Если бы чудеса происходили только с теми, кто лежит на диване с книжкой, я бы на нем с удовольствием лежал, не вставая. Это мой любимый способ проводить время, хотя мне крайне редко приходится развлекаться таким образом... И потом, знаете, для того, чтобы заглянуть в темноту и содрогнуться - кстати, о моих страхах! - перед ужасающим лицом неизвестности, требуется совсем немного времени, это я вам говорю, как крупный специалист в данной области...

Т.В.: И снова о чудесах. Помните, в детстве был очень популярен вопрос: "что бы ты сделал, если бы стал волшебником?"...

М.Ф.: Помню. Я в таких случаях всегда гордо надувался и напыщенно говорил: "а может, я и так волшебник". Иногда верили... Не докладывать же первому встречному, чего именно мне хочется. Желания, знаете ли, выдают нас с головой, как ничто другое.

Т.В.: А чего вам тогда хотелось?

М.Ф.: Массу всяких глупостей, как любому нормальному ребенку. Блок жвачки с Микки Маусом, и открыть "зеленую дверь в белой стене".

Т.В.: "Зеленую дверь в белой стене"? Что это?

М.Ф.: А, это отдельная история. Кстати, я не удержался от искушения и подробно рассказал ее в повести ?Темные вассалы Гленке Тавала¦... Есть такой рассказик у Герберта Уэллса - "Зеленая дверь в белой стене", совершенно для Уэллса нетипичный, между прочим. Я его прочитал очень рано. Лет в семь - восемь. Рассказик потряс меня до глубины души. Может быть потому, что это была история про маленького мальчика, такого же, как я. У него была любимая игра - кстати, такая же игра была и у меня самого, еще до того, как я прочитал о ней в книжке. Мальчик - герой рассказа - часто отправлялся на прогулку по Лондону, в одинокое путешествие по незнакомым улицам. Знаете, когда из пункта А в пункт В добираешься не заранее известным кратчайшим путем, а в обход. Кружишь по незнакомым переулкам, ищешь проходные дворы... И в один прекрасный день на его пути обнаружилась белая стена, в стене была зеленая дверь - маленькая, как садовая калитка. Разумеется, он вошел. А там... Ну, далее следовала примерно страница абсолютной чепухи, потому что когда писатель пытается описать рай, в котором он сам, разумеется, никогда не был, он начинает пороть чушь. Но во всяком случае, читателю давали понять, что это было волшебное место, что герою там было хорошо, как никогда - он и мечтать не смел... Потом он сделал роковую глупость, как водится, нарушил какой-то дурацкий запрет - и был изгнан из рая, обнаружил себя на грязной улице, отчаянно ревущим. Ему было, что оплакивать, правда? В общем, я был потрясен. Разумеется, я искал эту дверь во время собственных одиноких прогулок...

Т.В.: Нашли?

М.Ф.: Да как вам сказать! Да - нет - не знаю. Нужное подчеркнуть - в любом случае это будет почти правда...

Т.В.: Ваша фамилия Фрай. У вас немецкие корни?

М.Ф.: Ага. У меня в роду полным-полно немцев. Половина, как минимум.

Т.В.: Немецкое "Frei" - это то же самое, что английское "free", верно? Это значит - "свободен"?

М.Ф.: "Свободен", да. Или "освобожден от..." На безалкогольном пиве пишут "Alcohol free" - или "frei", если дело происходит в Германии. Поэтому мое имя - это такой смешной каламбурчик. "Освобождено от Макса". Выходит, я совершенно свободен сам от себя - хотелось бы мне, чтобы в этой шутке была доля шутки...

Т.В.: В связи с этим у меня в памяти тут же всплывает эпизод из "Волонтеров вечности". Когда Макс освобождает Доперста, он сам становится Доперстом и теряет свое собственное лицо, перестает быть собой. Удивительная иллюстрация к этому "каламбурчику" с вашей фамилией! Сложная игра. Литературоведам предстоит поломать копья, разгадывая эту головоломку - одну из многих головоломок, то и дело подстерегающих читателя в ваших книгах.

М.Ф.: Да ну, какие там литературоведы! Фэнтези традиционно считается несерьезным жанром. Pulp fiction.

Т.В.: При чем тут жанр? Достаточно прочитать несколько страниц, чтобы оценить, КАК это написано. Это слишком качественная литература, чтобы быть просто Pulp fiction.

М.Ф.: Спасибо. Тем не менее, многие люди, знаете ли, очень просто устроены. Если из обложки следует, что книга относится к жанру фэнтези, к ней будут относится соответственно, в каких бы немыслимых сочетаниях не пребывали буквы - там, глубже, под обложкой... Впрочем, меня это совершенно устраивает. Не люблю, когда меня принимают всерьез: это влечет за собой определенные обязательства, без которых моя жизнь кажется мне несколько более привлекательной... Да и как можно принимать всерьез человека, путаные воспоминания которого можно опубликовать только под видом очередного эксперимента в жанре фэнтези...

Т.В.: Если уж речь зашла... В свое время у нас много шуму наделала трилогия Толкиена.

М.Ф.: Было такое дело. Старый добрый Толкиен и его "Властелин колец"...

Т.В.: Как вы к этому относитесь?

М.Ф.: Да никак, пожалуй. Ну, неплохая книжка - одна из многих неплохих книжек, подвернувшихся мне под руку. Она мне вполне понравилась, но не потрясла, разумеется. Меня вообще не так уж легко потрясти печатным текстом. Я крайне редко кричу дурным голосом и хлопаюсь в обморок просто потому, что прочитал хорошую книжку. А что касается Толкиена... Конечно, он шуму наделал! Отчасти шумели просто с голодухи - "Властелин колец" - это же была одна из первых переводных книг такого рода, верно? И далеко не худшая, конечно. Задушевная такая, качественная попса - как бы "для избранных", написанная, я полагаю, безупречным языком профессора Толкиена, и, насколько можно судить, не слишком попорченная переводом.

Т.В.: Я недавно была в Царицыне. Там, знаете, часть построек уже отреставрирована, а что-то еще в руинах. И вот среди этих живописных руин бегают подростки в замечательных самодельных костюмах, с деревянными мечами...

М.Ф.: А, так называемые "толкиенисты".

Т.В.: Как вы думаете - будут ли когда-нибудь такие же ребята играть в ваш мир?

М.Ф.: Ох, надеюсь, что нет!

Т.В.: Вам не нравится такая идея?

М.Ф.: "Не нравится" - это еще слабо сказано... Я, конечно, очень хорошо понимаю этих ребят. Помню, что в детстве мне самому здорово не хватало возможности поиграть в такую длинную сюжетную ролевую игру, в компании единомышленников - тех, кто ВСЕ ПОНИМАЕТ. Но с другой стороны, меня слегка подташнивает, когда я думаю про игры "толкиенистов". В них есть что-то драматически неправильное. Эти ребята нашли такую легкую, безопасную замену реальности, которая их не устраивает. Это, конечно, правильно, что она их не устраивает. Плохо, что замена какая-то неполноценная. Чертовски приятная, наверное, но неполноценная. Одно дело, если ребята немного поиграются, потом им захочется чего-то другого, они возьмутся за другую игру, и так далее, пока не найдут что-нибудь настоящее, вкусное, живое - если очень повезет, то найдут! А если им не надоест? От добра добра не ищут, знаете ли... В такую милую затею легко - и соблазнительно! - влипнуть надолго. А потом они повзрослеют и, чего доброго, серая реальность, от которой они бежали, да так и не убежали, покажется им сносной штукой.

Т.В.: А как относится Макс Фрай к бегству от реальности как таковому?

М.Ф.: От реальности не убежишь. От нее и не надо бежать, с ней надо сражаться. То есть, если имеющаяся в наличии реальность человека устраивает, он или философ, или дурак. Второй случай, к сожалению, более распространен. А если реальность не устраивает, с ней надо сражаться по-настоящему. Она-то вполне настоящая, и от этого никуда не денешься.

Т.В.: И сражаться следует не деревянным мечом, да?

М.Ф.: Не деревянным. И уж ни в коем случае не прятаться от нее, как от Буки под диваном. Я могу понять ребенка, которому рассказали сказку про Буку, и он спрятался под диван. Такому ребенку можно сопереживать. Мне легко представить себя на его месте. Но это не значит, что спрятаться под диваном - это выход из положения. Потому что, если вдруг придет настоящая Бука, она найдет тебя под этим чертовым диваном, вот в чем дело... Наверное поэтому я так сердит на этих ребятишек с деревянными мечами. Я заранее чувствую, как "Бука" будет вытаскивать их из-под спасительного дивана, одного за другим, я знаю, как это бывает. Это больно - знать, что так будет...

Т.В.: А вы сами "сражаетесь с реальностью"? Вы активно вмешиваетесь в жизнь?

М.Ф.: Скажем так: я активно вмешиваюсь в свою собственную жизнь.

Т.В.: А такое понятие как "судьба" - оно вам близко?

М.Ф.: Да я все время ощущаю ее дыхание на своем затылке. Иногда у меня случается такое удачное настроение - я вообще человек настроения! - и я могу смириться с ее присутствием и сказать ей: "ладно, дорогая, все будет, как ты хочешь, я тебя люблю". А иногда я глупею и начинаю дергаться. Как правило, это довольно болезненно. Так и должно быть, наверное. Все по-настоящему, все должно быть оплачено по прейскуранту.

Т.В.: Настоящая жизнь, да?

М.Ф.: Да. Как бы настоящая, как бы жизнь. Обожаю это дивное слово-паразит - "как бы"! Когда-то давно оно было занесено в мой родной город заезжими москвичами, и я был совершенно очарован. Наконец-то в моем распоряжении появился простой способ адекватно описывать происходящее. Возможность безответственно говорить правду и только правду. Приходишь домой, звонишь в дверь. "Это ты?" - "Как бы я".

Т.В.: Вернемся к вашим книгам. С ними происходят странные вещи. Если и была какая-то реклама, то она прошла мимо меня - а значит, и мимо большинства ваших потенциальных читателей. О вас не пишут, или почти не пишут - думаю, впрочем, что скоро появится множество желающих наверстать упущенное, и я - только первая ласточка. Но о ваших книгах много говорят. Пересказывают друг другу, дают почитать, обсуждают - вот что удивительно!

М.Ф.: Что, правда говорят? С ума сойти можно...

Т.В.: Правда. И ваши книги моментально исчезают с прилавков. Многие мои знакомые до сих пор никак не могут их купить - а ведь они специально искали, прилагали какие-то усилия. Другие книги, которые выходят в этой же серии, лежат на прилавках месяцами. Что происходит?

М.Ф.: А я не знаю, что происходит. Во всяком случае, я сам не предпринимаю никаких усилий в этом направлении. Вообще никаких.

Т.В.: Не колдуете?

М.Ф.: Ни в коем случае. Куда уж мне... А может быть, просто книги хорошие?

Т.В.: Резонно.

М.Ф.: А может быть, дело вовсе не в книгах. Может, людям обложки нравятся. Меня-то самого они в ужас приводят, эти обложки... Но вполне может статься, что этому бедняге художнику я еще и спасибо должен сказать!

Т.В.: Издеваетесь?

М.Ф.: Есть немножко...

Т.В.: А как будет называться ваша следующая книга?

М.Ф.: Ох! Кажется, "Темная сторона"...

Т.В.: "Темная сторона" - чего?

М.Ф.: Ничего. Просто "темная сторона" как таковая.

Т.В.: Что, еще одна загадка для будущих исследователей вашего творчества?

М.Ф.: Ага, загадка... Вообще-то это дурацкая история. Понимаете, с самого начала предполагалось, что в третий том войдут четыре повести. А потом оказалось, что мои представления о том, какого объема должна быть моя книга, совершенно не совпадают с возможностями издательства "Азбука"... или вообще с возможностями полиграфии. Одним словом, вместо одного толстого третьего тома получились два в меру упитанных: третий и четвертый. И о том, что такое "Темная сторона" мои горемычные читатели узнают только из четвертого тома. Он начнется с повести "Темные вассалы Гленке Тавала", в которой как раз и содержится вся информация о Темной Стороне: что это такое, как туда добраться, зачем это нужно, и какие коврижки предполагаются в конце пути... А поскольку в третьем томе ни слова о Темной стороне не говорится, получилась такая вполне дурацкая метафора. Впрочем, почему бы и нет?! Люди любят дурацкие метафоры...

Т.В.: От вашей интонации попахивает некоторым отвращением к роду человеческому.

М.Ф.: Разве? Да нет, пожалуй. "Отвращение к роду человеческому" - слишком помпезное ощущение, на мой вкус. И слишком утомительное, полагаю. Хотя... Я уже говорил вам, что я - человек настроения? Так вот, я еще и человек чужого настроения, впридачу. Если надолго запереть меня в одной комнате с человеком, который это самое отвращение испытывает... Но здесь и сейчас, пока мы с вами разговариваем, я не испытываю ничего в таком духе.

Т.В.: Еще один вопрос, который меня все время подмывает вам задать... Как вы обходитесь без камры, сэр Макс? Вы же наверное привыкли пить ее по утрам вместо кофе...

М.Ф.: Это "сэр Макс" привык. Что касается меня, я отлично обхожусь тем, что имеется в наличии... Впрочем, я бы тоже не отказался от возможности вспомнить ее вкус.

Т.В.: А приготовить не получается?

М.Ф.: Я не умею ее готовить, о чем во всеуслышание заявил в повести "Король Банджи". У меня вообще очень плохо с кулинарными талантами. Впрочем, иногда я варю очень неплохой кофе - очень редко, поскольку понемногу пытаюсь бороться и с этой своей милой привычкой... Кроме того, где я, скажите на милость, возьму необходимые ингредиенты, чтобы сварить камру?

Т.В.: Да, действительно. Вы переживете, если я задам вам самый традиционный вопрос, напоследок?

М.Ф.: В таком случае мне придется срочно придумать какой-нибудь совершенно нетрадиционный ответ, чтобы мы с вами не выглядели законченными болванами, правда?

Т.В.: Ваши творческие планы. Чего нам от вас следует ожидать в ближайшее время?

М.Ф.: Я и сам никогда не знаю, чего мне от себя следует ожидать... Понимаете, я могу рассказать вам о том, что уже случилось, и о том, что происходит со мной в настоящий момент. В издательстве "Азбука" уже лежат мои рукописи, каковых по самым скромным подсчетам хватит еще на четыре тома. "Темная Сторона", "Вершитель", "Наваждения" и "Власть несбывшегося". Надеюсь, они будут выходить именно в таком порядке, если никто ничего не перепутает. А что касается сроков - этот вопрос, увы, не ко мне... Сейчас я пишу такую странную книжку про Рагнарек - другими словами, про конец света. Получается довольно весело и немного страшновато...

Т.В.: Как все ваши книги.

М.Ф.: Надеюсь, что так... Но это все, что я вам могу сказать касательно своих творческих планов. У меня нет никаких творческих планов. Я не могу позволить себе роскошь сделать вид, будто я знаю, что со мной будет завтра. То есть, этого никто никогда не знает, но почему-то считается хорошим тоном делать вид, что завтрашний день - величина определенная... А у меня в голове все время вертится неопределенная цитата из нежно мною любимых исландских саг: "И тогда он сказал, что, дескать, поживем - увидим".